… Как удивленно может исказиться людское лицо при разговоре, когда он, обернувшись, вглядывается в нескладную фигуру волчьего типа, скользяще шагающую не сбоку по мостовой, а посреди, огибая лишь блестящие ботинки и потрепанные кроссовки, а внимательные, не по-собачьи злые глаза уставятся прямо в это удивление с интересом, силуэт зверя как будто прогнется, и из шавки со свалявшейся шерстью проступает обличье гордости и с таким чудесным самолюбованием он пройдет мимо человека, вроде бы не улыбаясь. Просто слушал их слова несколько секунд, и то, как они перекатывали золотистые камешки у себя на руках.
Звон монет.
Просто пустое пространство, в которое, на кончиках пальцев, по мягкой человеческой ладони ссыпается золото, падает в воду, ударяется об стенки. Это- так, ничего, но сквозь гортанные крики Человека  шум утихающего Моря он слышал это.
Вот его цена.
Это золото- и эта вода, просоленная водорослями и какими-то жучками, рачками, рыбками, какой-то ужасающе непонятной и удивительной тварью для его по-детски любопытного разума.
Он требует к себе специального отношения, слишком хрупкий для воздействия внешнего раздражителя. Его уже сломали, несомненно- кто-то бросил его в эту дыру страхов и игры, у которой никогда никто не придумает правил и конечного гола.
Конечно ему послышалось, пока он, слишком уверенно, поднимая голову, всматривался в солнце, не щурясь, не отворачиваясь. Любовался- нет, считал, сколько еще ждать, пока оно отдаст все свои соки на то, чтобы рос тот черствый мир, в котором он живет. Эти соображения- слишком уж философские для его головы, потому он быстро отбросил скучное гляденье и пошел дальше, прожигая себе лапы то ли чудовищно холодным, то ли слишком горячим асфальтом- камнями. Они несли в себе какую-то чертовщину, и вообще, не любил он этот гадкий черный асфальт, то он липкий слишком, то твердеет, как лед.
Фу.
Пахло рыбой- это сначала он принял за запах морской соли, но на самом деле это была рыба- копченая, засоленная, сырая и еще живая. Виктору вдруг показалось, что он не прочь бы подзакусить этими блестящими чешуйками.
Вкусно.
Впрочем, только потом он увидел ее запах- слишком незаметный, чтобы просто унюхать- учувствовать его в этой вони . Поднял на нее глаза, подошел, откуда-то справа, сбоку и сел рядом. Мог бы миновать- как миновал сотни умирающих и страдающих, нуждающихся в помощи.
Его не привлекала суета, которая создана не в его честь.
Ему нравилась( onlynow)  тишина.
И ему нравились птицы- но если голубей он предпочитал на завтрак, то, разглядывая бусины-черные зенки чайки, он вспоминал кого-то, содрогался. В душе- потому что вспоминал тот образ Всесилия, Спокойствия что обожал сейчас до жути, до нервного тика, и искал его в каждом встречном.
Чтобы обожать и его заодно.
- Птица, что уносит на своих крыльях блестящие рыбьи слезы.

Отредактировано fourteen (2010-04-07 20:20:01)

Сначала он выглядел слишком мрачно- опущенная голова и он прикрыл глаза, тяжело вдыхая в себя колкий воздух. Чудесная погода, когда кости навыворот от холода, влага пробивается как-то в голову и уже становится слишком хорошо, чтобы было слишком плохо. Сначала у него закружилась голова, когда он впервые со своей силой проглотил сотни этого льда в воздухе, склонил голову набок и покачнулся.
Как молитва.
Слова , обращение- но тогда он молился сам себе, просил, ждал чего-то от себя.
Если бы он только мог- он бы скорбел, может быть, оставил в своем прошлом все зло и всю боль, поднимаясь к мирскому солнцу с покоем и удовлетворенностью в душе. Беспечно и прекрасно, но не про него.
Ему не нужно было этого. Он ограничивался просто предрекать то, за что его постоянно пытались то скинуть со скалы, то посадить на кол. Это более увлекательно, чем быть посланником чьего-то согласия.
Не твоего.
Лондон. Лондон, город, дождливый и сумрачный, там зонтики раскрываются- вместо цветов- пурпурные, голубые, блестяще- прозрачные, с пятнами и без, с полосками, безумные. Безумные цвета Лондона в дождь- город, который улыбается, когда плачет. Несомненно, он так же радостно проклинает своих жителей, когда случается два-три дня солнца, а у них teabrake на весь день.
Если она такая же- такая же как этот город- то это плюс один еще достойный собеседник, хотя даже она- ах, как жаль, как жаль- вряд ли поймет, когда он в панике будет бросаться в сторону, то ли потеряв на секунду память, то слишком запутавшись в своих рассуждениях. Нет, не стоит. Не нужно довериться кому-нибудь, если тебе понравилось имя.
Без конфузов- но он свое не произнесет, просто приоткроет пасть и только щелкнет языком, но то, что он хотел сказать- это не похоже на его прозвище. Он ,кажется, невежлив, но на самом деле он просто не считает это нужным.
Когда ломают рамки разговора.
Это всегда становится освещенным и предоставляется обычным существам из этого общества- с позором, с укором. Но пока он не прочистил свой разум- пока, ему действительно не нужно волноваться на счет мнения кого-то другого. Хотя ему нужно было это- до тех пор,  пока он не понял, что это лишь дешевая слабость, не и тех, что могли бы ему подобать.
- Мое имя не имеет значения и не обладает никоей силой. Оно бессмысленно -значит. Но это просто новая тема для разговора, потому что сегодня я не желаю натянутой тишины и неуверенных шуток- как это всегда бывает.
Вообще, говорить что он любит с кем-нибудь почесать языками- это разбрасываться “воробьями”, потому что все сходится только к тому, какой вид настроения сегодня у Виктора и как быстро оно пожелает смениться- “пожелает” лишь как слово-ложь, чтобы ублажить его самовлюбленность, Викторову.

Отредактировано fourteen (2010-04-10 13:50:18)